О сыне, предавшем мать

Одну женщину обвинили в сатанинстве и собирались сжечь на костре как колдунью. Но по существовавшему в то время обычаю все должны были подтвердить, что она ведьма. Огромная толпа, словно камни, бросала возгласы "ведьма", только её сын безмолвствовал среди толпы.
-- Сжечь и сына, -- крикнул кто-то, -- он сын ведьмы, значит и он -- сатана.

Опасаясь за жизнь сына, крикнула несчастная женщина в толпу:
-- Это не мой сын!
И тогда возмущённый сын заорал вместе с безумствующей толпой:
-- Ведьма! Ведьма!
И в тот же миг запылало пламя у ног невинной. Языки огня лизали уже тело, но не эта боль жгла сердце матери. Вспомнила несчастная, как впервые шевельнулся под сердцем ребёнок, словно цветок распустил свои лепестки, вспомнила, как в муках родила она долгожданное дитя, как услышала его первый крик, возвестивший о появлении нового существа на свет божий, вспомнила, как приложила впервые к груди тёплый дорогой комочек, как впервые он произнёс слово "мама", как сделал первый шаг... Смотрела она в родное лицо, искажённое безумством, и жгучие слёзы заливали опалённые огнем щеки.игры девочкам
Жестокий костёр погас, безжалостное пламя исчезло, оставив на площади серый пепел, который разносил во все стороны равнодушный ветер. Толпа, получив наслаждение, разошлась, а сын безвинной женщины так и стоял на площади. Не было у него никого, и некуда ему было идти. С площади его вскоре прогнали, и он побрёл в поисках другой жизни. И где бы он ни был, куда бы ни прибивался, отовсюду был гоним, обруган, оскорблён и нередко избит. И чем больше ему доставалось, тем чаще он вспоминал мать: её теплые мягкие руки, её милый сердцу голос, её родной образ, её нежность и любовь.

-- Мир жесток, -- твердил несчастный. -- Он отнял у меня то, что было всего дороже.
-- Нет, это не мир отнял у тебя самое дорогое, -- услышал он голос внутри себя. -- Это ты отрёкся от него, чтобы сохранить себе жизнь.
И стал жить сын с вечным укором совести, как с клеймом.
Прошло время, женщину оправдали, вернули честь доброму имени, а сын её так и остался вечно прокажённым, отовсюду гонимым. И спокойной жизни у него не было, и спокойной смерти не получил.

Не отрекаются от любви ради собственного спасения. Отрекшемуся, отлучёнными от жизни быть, лишённым любви человеческой и имени честного.