Наступает конец тысячелетия. Нужно как-то его ознаменовать, подвести итоги, обобщить то, что я сделал. Чем понятнее прошлое, тем легче ра­ботать с будущим. Перед семинаром я решил при­нять несколько человек. Поскольку я настроен на максимальное обобщение всех проблем, то и на прием, подсознательно взаимодействуя с моим по­лем, придут те люди, помощь которых поможет мне разобраться в своих поисковых проблемах. Я рассчитывал, что прием будет длиться около двух часов. Он длился больше шести. В основном из-за двух женщин. Поразительно, я никак не мог им объяснить, что они неправильно воспринимают мир. Два тяжелейших случая. Причем ни болезни, ни несчастья, а именно психологическое состояние обеих женщин. Вот входит первая.

— Я рада, что вас увидела, — говорит она ров­ным голосом. — В принципе я для этого и при­шла. Но попутно меня волнует еще один вопрос. Правильно ли я поступила? Я полностью управля­ла первым мужем и, похоже, я его этим убила. И когда я решила выйти замуж во второй раз, я сказала себе: «Буду полностью уступать во всем». У него были серьезные недостатки, но я не позво­лила себе высказывать осуждение или недоволь­ство, он был серьезно болен и требовал заботы, я все это выдержала. Но недавно он объявил о том, что влюбился в другую, и ушел. Я могла бы его задержать, оставить рядом с собой, но не стала убивать в его душе любовь — и отпустила. Он сейчас там счастлив, у них родился ребенок. Так вот, правильно ли я поступила?

— Трудно сказать, — говорю я. — Вообще-то за любовь нужно бороться, в первую очередь ме­няя себя. В чем-то вы поступили правильно, но я не могу понять, в чем дело.

Женщина смотрит на меня с сожалением:

— Вы знаете, я вас увидела, этого мне доста­точно. Может быть, не будем копаться в моих де­лах. Надо просто жить, и жизнь расставит все по местам.

Мне осталось сказать «да» и отпустить ее с ми­ром. Моя диагностика берет только грубые поле­вые структуры, деформация которых связана с те­лом, судьбой человека достаточно жестко. Тончай­шие моменты я могу чувствовать, но я их не вижу. Подстраховка и воздействие уже сработали, когда она пришла на прием. И я сейчас не могу взять точную информацию, поле выровнялось. Но я чувствую, что она заваливается. И для нее ситуа­ция становится все более опасной.

— Не уходите, — говорю я, — у вас что-то не­благополучно.

— Но я ведь не отрекаюсь от любви к мужу. Я до сих пор люблю его, — говорит она.

— Вы знаете, идите посидите, поработайте, мо­жет быть, картина прояснится, — предлагаю я.

Она вопросительно поднимает брови, встает и уходит. Входит следующая пациентка. Она взвол­нованна, и проходит некоторое время, пока она успокаивается. На ее миловидном лице видны сле­ды сильных переживаний.

— У меня с юности были проблемы с мужчина­ми, — говорит она. — И гордость, и повышенная ранимость. Прощать я не умела. И вот я влюби­лась. У нас все было великолепно. Я любила его и видела, что он любит меня. И все потихоньку шло к свадьбе. Наверное, не было никого счастливее меня. И вдруг на празднике он исчезает и не зво­нит мне несколько дней. Я сходила с ума все эти дни. Позвонил он только через неделю, и как ни в чем не бывало предложил встретиться. Я обругала его и швырнула трубку. Потом я отошла. И когда он позвонил, я была готова простить его, а оказа­лось, что ту неделю он пропадал с женщиной, с которой недавно познакомился. И после нашей те­лефонной размолвки он опять пошел к ней и при этом еще хотел встречаться со мной. Я не могла понять, почему он так издевается надо мной. От­ношения наши не получились. Через несколько месяцев он позвонил мне из другого города и ска­зал, что по-прежнему меня любит. Но за это время успел жениться на той женщине. Я ему говорю: «Если ты меня любишь, как ты мог на ней женить­ся?» А он что-то мямлит в свое оправдание и по­вторяет, что меня любит. «Но если ты любишь, — говорю я ему, — приезжай ко мне, разводись с той женщиной, пока не появился ребенок, когда появится — будет поздно». Он мне начинает что-то врать и опять говорит, что меня любит. «От этой женщины у меня не может быть детей, — объясняет он. — Она проститутка и к тому же пьет». Проходит какое-то время, и он по-прежне­му звонит мне и признается в любви. А потом я узнаю, что у него родился ребенок от этой женщи­ны. И эта пытка продолжается по сей день. И сей­час я в жутком состоянии, у меня развалена вся нервная система. Помогите мне разобраться, что происходит.

— Понимаете, — говорю я. — Женщины в ва­шем роду научились любить, но не научились му­читься. Когда мы испытываем озарение любовью, через это чувство мы выходим на самые сокровен­ные структуры бытия. Но прикосновение к этим структурам смертельно, если душа грязная. По­этому многим людям закрыто чувство настоящей любви. А уж если вы эту любовь испытываете, то она хоть на какое-то время должна очиститься от всего человеческого. То есть вы должны научить­ся сохранять любовь, когда рушатся отношения с любимым человеком, когда происходит крах ва­ших желаний, когда вы оскорблены как женщина, когда разрушается ваша жизнь и надежда иметь детей и семью. Если вы сохраняете любовь и не ищете виноватых, только тогда вы можете иметь человеческое счастье в том размахе, каким его определила ваша любовь. Сколько в этой жизни мы человеческого получаем, столько мы должны его потерять. А в большой любви сокрыты колос­сальные человеческие ценности — это будущее, огромная возможность наших потомков и нас са­мих в следующих жизнях. И если мы эту любовь удерживаем и не отрекаемся от нее, мы обеспечи­ваем будущее себе и потомкам.

От этого колоссального богатства можно впасть в зависимость и умереть, лишиться будущего. Спастись можно, увеличив устремление к Божест­венной любви, то есть сохраняя любовь тогда, ко­гда рушится все то, во что она превращается: бу­дущее, дети, семья, отношения с любимым челове­ком. Вас могли очистить смертью, могли очистить болезнями или несчастьем. Вам дали самый щадя­щий вариант — через другого человека. И вы его наотрез отказываетесь принять.

— Но почему же тогда он мне все время гово­рит о любви, зачем мне врать? — с мукой спраши­вает женщина.

— Он не врет, — говорю я. — Без любви в душе эту пытку вы не выдержите. Своим призна­нием он вам помогает сохранить любовь в душе и пройти то очищение, которое вам дано Богом.

— Но зачем же ему нужно было так истязать меня?

— Поймите, он здесь ни при чем. Ваше внут­реннее состояние определяет, что с вами происхо­дит. Я смотрю в глаза женщины и вижу, что она меня не понимает. — Вы знаете, пойдите посиди­те, поработайте, — говорю я ей. — Попробуйте увидеть Божественную волю во всем. Попробуйте сохранить любовь вопреки всему.

Она вытирает слезы и уходит. Потом проходят еще два пациента, но я не помню, какие у них были проблемы, и что я им говорил. Там все было достаточно просто.

Я сижу за столом и смотрю в окно. Сейчас зай­дет первая пациентка, которая отпустила своего мужа. А я пока не разобрался, в чем дело. Любое обобщение и понимание доходят до какого-то уровня. Если же корни ситуации уходят глубже, человек меня не понимает, как бы правильно я ни говорил. Я вижу, что в этой женщине стремитель­но растет программа самоуничтожения. Сейчас она уже раз в 8 больше, чем была в начале при­ема. И вот она заходит, садится и начинает гово­рить. И я понимаю, в чем дело. Придя на прием, нужно отрешиться от своей воли, от своих жела­ний, от своей жизни. Чем больше скорость про­цессов на приеме, тем опасней неправильная ори­ентация. Эта женщина не отказалась от управле­ния, она и сейчас сидит и управляет мной, подсказывая, что я должен сказать и что сделать. Сначала она давила первого мужа и считала, что закрыла эту тему полностью, уступая второму. Но она просто стала давить себя и управлять собой. Внешне она принимала ситуацию, а внутри посто­янно происходили раздражение и претензии. Ко­гда все это накопилось в опасной степени для жиз­ни ее мужа, он интуитивно переключился на дру­гую женщину, но опять же не он ушел, а она его отпустила.

— Вы можете отказаться от любви, — сказал я ей, — но совершенно не можете отказаться от управления. Даже если вас будут убивать, вы бу­дете давать советы и пытаться управлять этим процессом. Ваша концентрация на воле и управле­нии за время приема выросла настолько, что вам уже не обойтись без серьезных последствий, — объясняю я. — Вы в очень серьезном положении, попытайтесь это понять.

— У меня есть шансы? — спрашивает жен­щина.

Я пожимаю плечами.

— Пока вы на приеме, они у вас есть.

— Что мне делать?

— Попробуйте потерять волю, управление и жизнь и сохранить одну любовь к Богу.

В глазах у женщины появляются слезы.

— Я, кажется, начала понимать, в чем дело, — говорит она.

— Посидите еще час, подумайте, — предлагаю я, и она выходит.

Заходит вторая пациентка. Кажется, все про­сто, у первой идет обожествление воли, у вто­рой — обожествление желаний. И когда раньше я объяснял человеку причину и механизм преодоле­ния, меня понимали, и ситуация, здоровье и судьба менялись. Потом я понял, что воля и жела­ние перетекают друг в друга, гордыня сменяется ревностью, и наоборот. И преодолевать нужно за­висимость от обеих сущностей. Но так туго у меня еще никогда не шло. Значит, наверно, была какая-то причина, подпитывающая их зацеплен- ность. И чтобы убедить их, мне нужно было под­сознательно выходить на корни ситуации, испы­тывая при этом большие перегрузки. Опять не сработал мой механистический подход. Снял за­цепку за желания, потом за управление, и ты здо­ров. Почему же так тяжело прошел этот сеанс? Объяснить это я не смог. «Наверно, что-то на се­минаре должно быть», — думал я. Кстати, по­следние несколько месяцев я заметил хорошую тенденцию. Раньше я проводил выступления, в начале которых диагностировал зал. И видел су­щественную разницу, происходящую после вы­ступления. Состояние зала по мере моих исследо­ваний улучшалось более масштабно и на более долгие сроки. Около года назад я заметил следу­ющее: в первый день приходят люди подготовлен­ные, все знающие. Во второй день — новички и часть тех, кто был на первом выступлении. Так вот, поле зрителей второго дня было гораздо луч­ше, чем первого. Я объяснил это тем, что зрители входят в контакт друг с другом и происходит передача информации и изменения, которые за­крепляются лекцией.

В ноябре 2000 года у меня были проведены вы­ступления в Питере. Все прошло так же. В первый день энергетика неважная, во второй — прекрас­ная. Через неделю начинаю выступать в Москве. Смотрю поле зрителей в зале и не могу понять, что произошло. Поле уже чистое, и связано это не со зрителями в Петербурге, а непосредственно со мной. Что из того следует. Раньше изменения были возможны при непосредственном контакте и работе с информацией. Сейчас, когда я работаю на гораздо более тонких уровнях, сначала проис­ходит очищение зала, а потом уже непосредствен­ный контакт и работа. Причина и следствие меня­ются местами. То, что на внешнем плане оказыва­ется причиной, на тонком плане оказывается следствием. Любопытно. Если я раньше уставал после лекции, то сейчас меня ломает и достаточно основательно перед лекцией. Кстати, перед се­минаром началась какая-то странная ситуация. Обычно я диагностирую и снимаю те программы, которые могут повредить моему состоянию и со­стоянию зрителей. Самая опасная программа, ко­торая вышла перед семинаром, был страх старо­сти, уныние из-за старения. Тему старения я об­суждать не собирался. Но почему-то страх перед наступающей старостью, страх перед будущим, уныние и неверие в себя оказались самыми страш­ными и опасными. Но с унынием вроде бы все по­нятно. Как я объяснял пациентам, главный грех человека исходит из первородного греха Адама и Евы — отречение от любви к Богу ради жизни и ее продолжения. Но хронологически это не пер­вый грех, а второй. Первым было преступление ангела, ставшего дьяволом. Он преступил через любовь ради воли управления, способностей, ин­теллекта. Почему для него вторичная, то есть воля управления стала высшей ценностью? Потому что он забыл о своем Божественном происхождении, о том, что он Божествен по природе. Значит, каж­дый из нас носит в себе этот грех, возможность потери Божественного «я». Когда мы забываем, что мы Божественны по природе и носим Бога в душе? Тогда, когда мы глубинно недовольны со­бой. Обида на себя, недовольство собой — это скрытое пожелание смерти себе. И если недоволь­ство собой уходит на глубинный уровень — это прямая агрессия к Богу, и это немедленно приве­дет к нашей смерти. И тогда, чтобы выжить, мы заслоняемся от Бога своим человеческим «я». И эта агрессия разрушает нас, но не убивает сра­зу. Поэтому, чтобы вернуться к Богу, мы не име­ем права испытывать глубинного недовольства со­бой и обижаться на себя, мы Божественны по при­роде. Мы постоянно соединены с Богом любовью и не имеем права покушаться на свое Божествен­ное «я».