Ассасины. Крепости, самопожертвования и политические убийства
Этот феномен средневекового мусульманского мира хорошо известен в Европе. Они пришлись ко двору ко времени расцвета ориентализма в XIX веке. Обросли многочисленными легендами. Стали объектами масс-культуры в XX и XXI веках. Одно из их названий перекочевало в английский как имя нарицательное и обозначает там политического убийцу. Именно об этой примечательной секте и пойдет наш сегодняшний разговор.
История ислама – это перечень расколов, больших и не очень. Все началось в 632 году, когда умер Мухаммед – мусульманский пророк и основатель этой религии. У вдохновленных и объединенных усопшим арабов основные завоевания и успехи были еще впереди. Но вначале им требовалось преодолеть первое серьезное испытание – дележ наследства.
Сразу же начались выборы халифа, который возглавил бы всех мусульман, и продолжил экспансию. Не без интриг, ругани и давления, в этом процессе победило племя курайшитов – первые 4 халифа были как раз из их числа. Дела последнего из них – Али ибн Абу Талиба – шли не очень хорошо. Многочисленные бунты и гражданские войны его доконали – в 661 году Талиб был свергнут Муавией ибн Абу Суфьяном, военачальником, незадолго до того завоевавшим византийскую Сирию.
Муавия возглавил Халифат, основав династию Омейядов. С этого началось глубочайшее и древнейшее противостояние исламского мира – борьба шиитов и суннитов. Если первые яростно ненавидели убийц Талиба, то вторые показали себя политическими реалистами, и сочли за благо примкнуть к победителям.
Краеугольным камнем шиитской идентичности была уверенность, что Мухаммед назначил своим преемником именно Талиба – даже не трех первых халифов. Сунниты, разумеется, считали иначе: халифом может быть не обязательно родственник Мухаммеда или Талиба. Обе стороны ссылались на хадисы – записанные высказывания Мухаммеда. И те, и те понимали и трактовали их по-своему – что давало возможность оформить базу для раскола на века и тысячелетия.
Дальше расколы продолжались во всех направлениях, но нас интересуют именно шииты. В VIII веке они наступили на те же грабли – не смогли урегулировать вопрос о наследстве. В ходе очередной свары обошли законного претендента на наследование звания шиитского имама – Исмаила. Тот, разумеется, стал центром притяжения для группы недовольных. А через несколько лет умер при загадочных обстоятельствах.
Многим шиитам все это живо напомнило историю с убийством Талиба. От шиитов откололась новая группа, назвавшаяся исмаилитами – в честь то ли убитого, то ли самостоятельно умершего Исмаила. Но и это был не конец – в конце XI века исмаилиты вдрызг разругались между собой – причиной стали… да, вы угадали, вопросы наследования. После гражданской войны исмаилиты раскололись на последователей аль-Мустали (мусталитов) и последователей Низара – низаритов. Последние и есть знакомые нам ассасины.
Первые годы государства низаритов безоблачными назвать было сложно. Персидская община, возглавляемая Хасаном ибн Саббахом, подвергалась гонениям со стороны суннитов-сельджукидов. Требовалась надежная база – центр операций, который нельзя будет взять без серьезного напряжения сил.
Им стал Аламут – сильная горная крепость на территории сегодняшнего Ирана. Выгодное расположение на утесе, отличная наблюдаемость всех подходов к твердыне. Огромные склады с провизией, глубокое водохранилище – это было не единственное, за что полюбился Аламут ибн Саббаху. Возможно, даже важнее было население вокруг крепости – это были, в большинстве своем, исмаилиты.
Внутри Аламута находился сельджукский наместник, но не простой, а склонявшийся к исмаилизму. Словом, идеальный объект для воздействия. Ибн Саббах мог только благодарить Аллаха за такой подарок – в 1090 году наместник сдал крепость за взятку в 3000 динаров.
Это, впрочем, было только начало – получив базу, низариты тут же принялись захватывать окрестные поселения. И, самое главное, любые мало-мальски пригодные крепости. Этого им, кстати, показалось мало, и ассасины принялись активно возводить свои. Хасан понимал, что рано или поздно сельджуки разберутся с текущими делами, и займутся им всерьез. Занятие же каждой крепости в сложных горных условиях усложняло задачу его разгрома.
Ибн Саббаха волновало выживание общины. Шансов победить сельджуков в прямом столкновении у него не было. Если враг соберется с силами (что в Средневековье, правда, могло занимать довольно много времени), низаритов сомнут. Поэтому Хасан пошел по другому пути.
Во-первых, он основал учение «Дават-и-джадит» — «призыв к новой вере». Он использовал как шиитскую ненависть к суннитам, так и не до конца растворенную арабами персидскую идентичность. Сельджуков – чужаков и последователей неверного течения ислама – надо было вышвырнуть из Ирана. И, благодаря проповедникам ибн Саббаха, эту мысль поддерживал каждый житель контролируемых низаритами земель.
На этой базе набирались фанатичные добровольцы. Их называли «фидаями» – то есть «жертвующими». Правильно обрабатываемые проповедниками ибн Саббаха, они были готовы наносить самоубийственные удары. Готовность погибнуть во имя правого дела расширяла спектр тактических возможностей – фидаям не требовалось продумывать отход, что упрощало организацию атак.
Мало того, согласно концепции ибн Саббаха, отход только вредил. Его логика была проста: «Мы окопались в горном регионе. Сковырнуть нас с ходу не получится, поэтому противнику понадобятся значительные силы. Их надо будет собрать и обеспечить припасами для долгих осад. Все это займет время. И мы им воспользуемся».
А дальше особенности Средневековья диктовали ибн Саббаху отличный выход. В отличие от современных регулярных армий, в феодальной реальности XI века гораздо более многое зависело не только от умений командного состава, но и от авторитета. И систематическое устранение командиров наносило армии гораздо больший урон, чем сегодня.
Не менее важным было убивать демонстративно – средь бела дня, при крупном скоплении народа, невзирая на охрану. Сам факт того, что ассасина мало волновала собственная жизнь, вкупе с тем, что такие убийства происходили регулярно, был серьезным психологическим ударом. И даже обстоятельно подготовленные кампании против низаритов или теряли в ударной мощи, или не начинались вовсе.
Уже в 1092 году ибн Саббах проверил свои выкладки на практике. Тогда сельджуки устроили крупный поход и осадили Аламут. Что стоило жизни султанскому визирю, а также двум его сыновьям, попытавшимся отомстить. Через месяц внезапной смертью умер сельджукский султан. Если это и было убийство, то точно не в стиле низаритов – те предпочитали демонстративный подход. Результатом, в любом случае, стала гражданская война в стане сельджуков, и от секты ибн Саббаха отстали.
Но многие приписывали смерть султана низаритам. Что только шло им на пользу – ведь страх всегда можно превратить в оружие. Убийства средь бела дня продолжались. Авторитет ассасинов возрос, и вскоре за их деятельность стали принимать вообще любое политическое убийство в регионе. Что резко убавляло у любого «сильного человека» желания вообще лезть в это осиное гнездо.
Европа узнала об ассасинах из рассказов путешественников. Её мало интересовали сложные взаимные претензии внутри мусульманского мира. Зато романтизированный образ низаритов заходил «на ура».
Особенно популярна была история про «старца горы», который набирал молодых людей в свой орден и якобы использовал гашиш, чтобы показать неофитам «ворота в рай». Те верили и были готовы наносить самоубийственные удары тем, на кого покажет «старец горы». Образованное от «гашиша» слово «хашшишин» трансформировалось в европейское «ассасин».
Все это, конечно, не так – регулярное употребление гашиша сделало бы из члена секты жалкого наркомана, а не холодно выжидающего удобного момента убийцу. Нет ничего о наркотиках ни в исмаилитских источниках, ни у их врагов-суннитов. Хотя само слово «хашшишин» раньше всего встречается именно там.
При этом сами сельджуки отлично понимали, что шиитам с их традицией мученичества, восходящей еще ко временам Талиба, не нужен гашиш, чтобы массово жертвовать собой. Вероятно, отсылка к этому наркотику была метафорой, обозначающей «изгоя общества», которыми старались представить низаритов сунниты, а не буквальных наркоманов. А европейцам все эти тонкости были не так важны, как еще один красивый миф в копилку ориентализма.
Государство низаритов просуществовало более двух сотен лет. Для исмаилитской общины среди бурного океана недружественных сил это не просто много, а очень много. Сгубило ассасинов нечто совершенно ультимативное – то, чему не могли противостоять и куда более могущественные силы. Этим роком судьбы стали монголы, уничтожившие государство низаритов в середине XIII столетия. Это нашествие сильно изменило регион. Ассасины сумели сохраниться как религиозная группа, но места для нового государства по образцу ибн Саббаха в этом регионе уже не было.
Истоки
История ислама – это перечень расколов, больших и не очень. Все началось в 632 году, когда умер Мухаммед – мусульманский пророк и основатель этой религии. У вдохновленных и объединенных усопшим арабов основные завоевания и успехи были еще впереди. Но вначале им требовалось преодолеть первое серьезное испытание – дележ наследства.
Сразу же начались выборы халифа, который возглавил бы всех мусульман, и продолжил экспансию. Не без интриг, ругани и давления, в этом процессе победило племя курайшитов – первые 4 халифа были как раз из их числа. Дела последнего из них – Али ибн Абу Талиба – шли не очень хорошо. Многочисленные бунты и гражданские войны его доконали – в 661 году Талиб был свергнут Муавией ибн Абу Суфьяном, военачальником, незадолго до того завоевавшим византийскую Сирию.
Муавия возглавил Халифат, основав династию Омейядов. С этого началось глубочайшее и древнейшее противостояние исламского мира – борьба шиитов и суннитов. Если первые яростно ненавидели убийц Талиба, то вторые показали себя политическими реалистами, и сочли за благо примкнуть к победителям.
Краеугольным камнем шиитской идентичности была уверенность, что Мухаммед назначил своим преемником именно Талиба – даже не трех первых халифов. Сунниты, разумеется, считали иначе: халифом может быть не обязательно родственник Мухаммеда или Талиба. Обе стороны ссылались на хадисы – записанные высказывания Мухаммеда. И те, и те понимали и трактовали их по-своему – что давало возможность оформить базу для раскола на века и тысячелетия.
Дальше расколы продолжались во всех направлениях, но нас интересуют именно шииты. В VIII веке они наступили на те же грабли – не смогли урегулировать вопрос о наследстве. В ходе очередной свары обошли законного претендента на наследование звания шиитского имама – Исмаила. Тот, разумеется, стал центром притяжения для группы недовольных. А через несколько лет умер при загадочных обстоятельствах.
Многим шиитам все это живо напомнило историю с убийством Талиба. От шиитов откололась новая группа, назвавшаяся исмаилитами – в честь то ли убитого, то ли самостоятельно умершего Исмаила. Но и это был не конец – в конце XI века исмаилиты вдрызг разругались между собой – причиной стали… да, вы угадали, вопросы наследования. После гражданской войны исмаилиты раскололись на последователей аль-Мустали (мусталитов) и последователей Низара – низаритов. Последние и есть знакомые нам ассасины.
Ассасины: начало
Первые годы государства низаритов безоблачными назвать было сложно. Персидская община, возглавляемая Хасаном ибн Саббахом, подвергалась гонениям со стороны суннитов-сельджукидов. Требовалась надежная база – центр операций, который нельзя будет взять без серьезного напряжения сил.
Им стал Аламут – сильная горная крепость на территории сегодняшнего Ирана. Выгодное расположение на утесе, отличная наблюдаемость всех подходов к твердыне. Огромные склады с провизией, глубокое водохранилище – это было не единственное, за что полюбился Аламут ибн Саббаху. Возможно, даже важнее было население вокруг крепости – это были, в большинстве своем, исмаилиты.
Внутри Аламута находился сельджукский наместник, но не простой, а склонявшийся к исмаилизму. Словом, идеальный объект для воздействия. Ибн Саббах мог только благодарить Аллаха за такой подарок – в 1090 году наместник сдал крепость за взятку в 3000 динаров.
Это, впрочем, было только начало – получив базу, низариты тут же принялись захватывать окрестные поселения. И, самое главное, любые мало-мальски пригодные крепости. Этого им, кстати, показалось мало, и ассасины принялись активно возводить свои. Хасан понимал, что рано или поздно сельджуки разберутся с текущими делами, и займутся им всерьез. Занятие же каждой крепости в сложных горных условиях усложняло задачу его разгрома.
Стратегия выживания
Ибн Саббаха волновало выживание общины. Шансов победить сельджуков в прямом столкновении у него не было. Если враг соберется с силами (что в Средневековье, правда, могло занимать довольно много времени), низаритов сомнут. Поэтому Хасан пошел по другому пути.
Во-первых, он основал учение «Дават-и-джадит» — «призыв к новой вере». Он использовал как шиитскую ненависть к суннитам, так и не до конца растворенную арабами персидскую идентичность. Сельджуков – чужаков и последователей неверного течения ислама – надо было вышвырнуть из Ирана. И, благодаря проповедникам ибн Саббаха, эту мысль поддерживал каждый житель контролируемых низаритами земель.
На этой базе набирались фанатичные добровольцы. Их называли «фидаями» – то есть «жертвующими». Правильно обрабатываемые проповедниками ибн Саббаха, они были готовы наносить самоубийственные удары. Готовность погибнуть во имя правого дела расширяла спектр тактических возможностей – фидаям не требовалось продумывать отход, что упрощало организацию атак.
Мало того, согласно концепции ибн Саббаха, отход только вредил. Его логика была проста: «Мы окопались в горном регионе. Сковырнуть нас с ходу не получится, поэтому противнику понадобятся значительные силы. Их надо будет собрать и обеспечить припасами для долгих осад. Все это займет время. И мы им воспользуемся».
А дальше особенности Средневековья диктовали ибн Саббаху отличный выход. В отличие от современных регулярных армий, в феодальной реальности XI века гораздо более многое зависело не только от умений командного состава, но и от авторитета. И систематическое устранение командиров наносило армии гораздо больший урон, чем сегодня.
Не менее важным было убивать демонстративно – средь бела дня, при крупном скоплении народа, невзирая на охрану. Сам факт того, что ассасина мало волновала собственная жизнь, вкупе с тем, что такие убийства происходили регулярно, был серьезным психологическим ударом. И даже обстоятельно подготовленные кампании против низаритов или теряли в ударной мощи, или не начинались вовсе.
Хассан ибн Саббах
Уже в 1092 году ибн Саббах проверил свои выкладки на практике. Тогда сельджуки устроили крупный поход и осадили Аламут. Что стоило жизни султанскому визирю, а также двум его сыновьям, попытавшимся отомстить. Через месяц внезапной смертью умер сельджукский султан. Если это и было убийство, то точно не в стиле низаритов – те предпочитали демонстративный подход. Результатом, в любом случае, стала гражданская война в стане сельджуков, и от секты ибн Саббаха отстали.
Но многие приписывали смерть султана низаритам. Что только шло им на пользу – ведь страх всегда можно превратить в оружие. Убийства средь бела дня продолжались. Авторитет ассасинов возрос, и вскоре за их деятельность стали принимать вообще любое политическое убийство в регионе. Что резко убавляло у любого «сильного человека» желания вообще лезть в это осиное гнездо.
Мнимые наркоманы
Европа узнала об ассасинах из рассказов путешественников. Её мало интересовали сложные взаимные претензии внутри мусульманского мира. Зато романтизированный образ низаритов заходил «на ура».
Особенно популярна была история про «старца горы», который набирал молодых людей в свой орден и якобы использовал гашиш, чтобы показать неофитам «ворота в рай». Те верили и были готовы наносить самоубийственные удары тем, на кого покажет «старец горы». Образованное от «гашиша» слово «хашшишин» трансформировалось в европейское «ассасин».
Все это, конечно, не так – регулярное употребление гашиша сделало бы из члена секты жалкого наркомана, а не холодно выжидающего удобного момента убийцу. Нет ничего о наркотиках ни в исмаилитских источниках, ни у их врагов-суннитов. Хотя само слово «хашшишин» раньше всего встречается именно там.
При этом сами сельджуки отлично понимали, что шиитам с их традицией мученичества, восходящей еще ко временам Талиба, не нужен гашиш, чтобы массово жертвовать собой. Вероятно, отсылка к этому наркотику была метафорой, обозначающей «изгоя общества», которыми старались представить низаритов сунниты, а не буквальных наркоманов. А европейцам все эти тонкости были не так важны, как еще один красивый миф в копилку ориентализма.
Монголы штурмуют Аламут
Финал
Государство низаритов просуществовало более двух сотен лет. Для исмаилитской общины среди бурного океана недружественных сил это не просто много, а очень много. Сгубило ассасинов нечто совершенно ультимативное – то, чему не могли противостоять и куда более могущественные силы. Этим роком судьбы стали монголы, уничтожившие государство низаритов в середине XIII столетия. Это нашествие сильно изменило регион. Ассасины сумели сохраниться как религиозная группа, но места для нового государства по образцу ибн Саббаха в этом регионе уже не было.
Штурмовые группы Второго рейха
Позиционный кошмар Первой мировой известен всем. Бесчисленные линии траншей, колючая проволока, пулеметы и артиллерия – все это в совокупности с возможностью обороняющихся быстро перебрасывать подкрепления зацементировало войну намертво. Сотни тысяч трупов, десятки миллионов снарядов, напряжение сил в тылу – ничто не могло сдвинуть линию Западного фронта ни в ту, ни в другую сторону. Каждая сторона пыталась найти свое решение. И немцы исключением не были.
В плане тактики действий пехоты германская армия 1914 года во многом оставалась продуктом прошедшей эпохи. Преобладала философия победоносной Франко-прусской войны 1870-71 годов – плотные ряды солдат под присмотром унтер-офицеров двигаются вперед, сохраняя строй для «тевтонской ярости» – сильной штыковой атаки, решающей исход боя.
Эту ситуацию консервировал и сословный фактор – армия, как социальный институт, обращала самое пристальное внимание на происхождение кандидата в офицеры. Традиционная офицерская каста стремилась сохранить сама себя, поэтому довоенная армия скорее была готова терпеть нехватку младшего командного состава, нежели принимать на эти должности «кого попало». В результате один-единственный лейтенант был вынужден командовать пехотным взводом в 80 человек.
Конечно, у него имелись унтер-офицеры. Но и они выполняли обязанности, предписанные «аристократическим» видением. «Унтера» не должны были вести солдат в атаку, командовать – напротив, они шли позади развернутых для атаки линий. Все для того, чтобы ловить и возвращать в строй дезертиров. Все по канонам отношения к солдату, как к крестьянскому рекруту, а не гражданину из эпохи развитых городов и политических наций.
Все это лишний раз подталкивало германскую армию к тактике плотных штыковых атак – так бы все солдаты были «под присмотром». Построение, призванное удержать от дезертирства основную массу, распространялось и на самых лучших – императорскую гвардию. Мало того, оно было предметом их гордости, традицией, передававшейся через солдатские поколения. Но, когда эта доблестная традиция скрещивалась с большой индустриальной войной, с миром пулеметов, артиллерии и магазинных винтовок, итог получался печальным.
Взять хотя бы известную атаку 2-й гвардейской пехотной дивизии под Ипром в ноябре 1914 года. Молодцеватые гвардейцы храбро шли под пули сомкнутыми рядами. Их было настолько много, что, даже несмотря на страшный огонь, немцам удалось овладеть первой траншеей противника. Но только к тому времени их осталось настолько мало, что противник отбил окопы первой же контратакой.
Подобные истории в первый год войны происходили не только с гвардейцами. Немцам стало ясно – от плотного строя надо отходить. Как и от штыковой атаки – в зигзагообразных траншеях со штыком, в любом случае, не развернешься. К счастью для них, задел для этого имелся – его корни лежали в федеративном устройстве Германской империи.
Германские земли, на протяжении всей своей истории, были тем еще лоскутным одеялом. Участвовавший в Первой мировой Второй рейх собрался из этого одеяла не так давно – менее чем за полвека до войны. Следствием этого была автономия некоторых земель (например, Баварии) и довольно децентрализованная армейская структура. Например, в мирное время каждый полк был достаточно автономен, а его командир имел довольно широкие полномочия и серьезную свободу в вопросах обучения своих солдат. И мог практиковать хоть рассыпной строй, хоть плотные штыковые атаки. Многие, конечно, по инерции выбирали второе. Но на них свет клином не сходился.
Но сам по себе рассыпной строй лишь несколько уменьшал потери. Это было лишь начало, но важное – огромные потери от «старомодной, аристократической» тактики заставили офицеров больше доверять солдатам. Теперь не предполагалось, что бойцы, чуть что, автоматически разбегутся. И унтер-офицеров, наряду с наиболее решительными солдатами, стало можно использовать для чего-то большего, нежели просто поиска и удержания трусов.
Одним из первых инноваторов был капитан Вильгельм Рор. Он догадался наделить правом непосредственного командования на поле боя самых решительных и смелых бойцов. Это позволило разделить огромные неповоротливые взводы на небольшие группы по 3-10 человек. Каждой из них назначалась своя тактическая задача.
Философия штурмовых групп была, на первый взгляд, парадоксальна. Вместо предписанной азами военного дела концентрации сил, они дробились. Но именно это позволяло максимально быстро преодолеть «ничейную землю».
Мало того, крупное соединение двигалось предсказуемо даже в рассыпном строю. Оно имело четко читаемый фронт, фланги, и так далее. Как большая группа людей, оно бы двигалось не очень быстро. По нему можно было сосредоточить огонь всего обороняющего траншею подразделения, включая средства усиления вроде станковых пулеметов. А в случае с большим количеством небольших групп, параллельно, без связи друг с другом, прорывающихся к своим конкретным целям, все принимало другой оборот. Уделить равное внимание всем им сразу с точки зрения осознанного управления огнем почти невозможно.
И если такие группы действуют достаточно быстро и решительно, у них есть хорошие шансы на успешную атаку с небольшими потерями. Ведь, управляемый «по старинке» противник, доля личной инициативы у которого неизбежно меньше, просто не успеет предпринять что-то вразумительное.
Штурмовой батальон Рора активно тренировался – в тылу строился макет конкретной позиции, которую предстояло штурмовать, и действия отрабатывались до мелочей. Первая серьезная проверка этих тренировок, да и вообще, новой тактики, состоялась в январе 1916-го – французская позиция была занята быстро и с минимальными потерями.
В следующем месяце началась битва за Верден. К этому времени успех Рора успел впечатлить и другие части. Его тактике подражали другие батальоны, где создавались собственные штурмовые подразделения. А в сентябре 1916 года слава штурмовиков дошла до самого генерала Людендорфа.
Он понимал, что война зашла куда-то не туда – быстрой победы по плану Шлиффена не вышло. В длительном противостоянии у Центральных держав шансов не было – уж больно неравноценны потенциалы. Оставалось только искать некое «чудо-оружие», которое изменит баланс сил. И новая штурмовая тактика казалась вполне перспективным вариантом.
Темпы переподготовки армии под «штурмовые» стандарты росли. Если к началу 1917-го речь шла о 15 штурмовых батальонах, то к следующему году немцы стали вводить в строй целые ударные дивизии. В перспективе планировалось, что «штурмовой» станет целая четверть германской армии. В эти подразделения соберут самых молодых, горячих, полных энтузиазма и желания изменить ход войны солдат. И, тренируемые в соответствии с новой ударной тактикой, они прорвут, наконец, застывший фронт, и переведут войну обратно в маневренное русло.
К марту 1918 года германский тыл находился на последнем издыхании, и командование это отлично понимало. Последним шансом если не на победу, то хотя бы на ничью в войне было успешное наступление. Ставка в нем делалась, как раз, на штурмовиков.
Задача стояла непростая – прорвать 8-километровую толщу неприятельской обороны. Невыполнимо, на первый взгляд. Но штурмовики справились. Впрочем, основные проблемы начались позже.
Атакующие немцы пробили брешь шириной 80 километров. Случись это 20 лет спустя, в нее тут же были бы направлены танки, моторизованные пехотные дивизии, поддержанные «Штуками». А также орда вспомогательной техники, от резво таскающих тяжелые орудия 18-тонных тягачей до грузовиков с боеприпасами и топливом.
Но это был 1918 год, и до создания в Германии инфраструктуры блицкрига было еще далеко. Рассчитанные на яростное, но короткое напряжение силы, построенные по образцам штурмовых батальонов, дивизии быстро выдохлись. Они не могли двигаться вперед со скоростью маневренных подразделений Второй мировой, и противник успел выстроить новую линию обороны, пусть и не такую прочную. Но и штурмовики были уже далеко не «свежи». 6 дней они пытались безуспешно прорвать и её, но без видимого результата.
Наступление провалилось. Война фактически была проиграна. Штурмовые батальоны оказали серьезное влияние на развитие пехотной тактики, но не спасли Германию. Униженная Версальским договором, но не раздавленная, она вернется через 20 лет. Сменив методы штурмовиков Рора на нечто ещё более прорывное.
Родовые пятна прошлого
В плане тактики действий пехоты германская армия 1914 года во многом оставалась продуктом прошедшей эпохи. Преобладала философия победоносной Франко-прусской войны 1870-71 годов – плотные ряды солдат под присмотром унтер-офицеров двигаются вперед, сохраняя строй для «тевтонской ярости» – сильной штыковой атаки, решающей исход боя.
Эту ситуацию консервировал и сословный фактор – армия, как социальный институт, обращала самое пристальное внимание на происхождение кандидата в офицеры. Традиционная офицерская каста стремилась сохранить сама себя, поэтому довоенная армия скорее была готова терпеть нехватку младшего командного состава, нежели принимать на эти должности «кого попало». В результате один-единственный лейтенант был вынужден командовать пехотным взводом в 80 человек.
Конечно, у него имелись унтер-офицеры. Но и они выполняли обязанности, предписанные «аристократическим» видением. «Унтера» не должны были вести солдат в атаку, командовать – напротив, они шли позади развернутых для атаки линий. Все для того, чтобы ловить и возвращать в строй дезертиров. Все по канонам отношения к солдату, как к крестьянскому рекруту, а не гражданину из эпохи развитых городов и политических наций.
Все это лишний раз подталкивало германскую армию к тактике плотных штыковых атак – так бы все солдаты были «под присмотром». Построение, призванное удержать от дезертирства основную массу, распространялось и на самых лучших – императорскую гвардию. Мало того, оно было предметом их гордости, традицией, передававшейся через солдатские поколения. Но, когда эта доблестная традиция скрещивалась с большой индустриальной войной, с миром пулеметов, артиллерии и магазинных винтовок, итог получался печальным.
Типичная схема атаки в германской армии начала войны
Взять хотя бы известную атаку 2-й гвардейской пехотной дивизии под Ипром в ноябре 1914 года. Молодцеватые гвардейцы храбро шли под пули сомкнутыми рядами. Их было настолько много, что, даже несмотря на страшный огонь, немцам удалось овладеть первой траншеей противника. Но только к тому времени их осталось настолько мало, что противник отбил окопы первой же контратакой.
Надо что-то делать
Подобные истории в первый год войны происходили не только с гвардейцами. Немцам стало ясно – от плотного строя надо отходить. Как и от штыковой атаки – в зигзагообразных траншеях со штыком, в любом случае, не развернешься. К счастью для них, задел для этого имелся – его корни лежали в федеративном устройстве Германской империи.
Германские земли, на протяжении всей своей истории, были тем еще лоскутным одеялом. Участвовавший в Первой мировой Второй рейх собрался из этого одеяла не так давно – менее чем за полвека до войны. Следствием этого была автономия некоторых земель (например, Баварии) и довольно децентрализованная армейская структура. Например, в мирное время каждый полк был достаточно автономен, а его командир имел довольно широкие полномочия и серьезную свободу в вопросах обучения своих солдат. И мог практиковать хоть рассыпной строй, хоть плотные штыковые атаки. Многие, конечно, по инерции выбирали второе. Но на них свет клином не сходился.
Но сам по себе рассыпной строй лишь несколько уменьшал потери. Это было лишь начало, но важное – огромные потери от «старомодной, аристократической» тактики заставили офицеров больше доверять солдатам. Теперь не предполагалось, что бойцы, чуть что, автоматически разбегутся. И унтер-офицеров, наряду с наиболее решительными солдатами, стало можно использовать для чего-то большего, нежели просто поиска и удержания трусов.
Одним из первых инноваторов был капитан Вильгельм Рор. Он догадался наделить правом непосредственного командования на поле боя самых решительных и смелых бойцов. Это позволило разделить огромные неповоротливые взводы на небольшие группы по 3-10 человек. Каждой из них назначалась своя тактическая задача.
Самым эффективным оружием в окопном бою были гранаты. Чем больше получалось взять их в атаку, тем лучше. Поэтому лучшим другом штурмовика были специальные гранатные сумки
Философия штурмовых групп была, на первый взгляд, парадоксальна. Вместо предписанной азами военного дела концентрации сил, они дробились. Но именно это позволяло максимально быстро преодолеть «ничейную землю».
Мало того, крупное соединение двигалось предсказуемо даже в рассыпном строю. Оно имело четко читаемый фронт, фланги, и так далее. Как большая группа людей, оно бы двигалось не очень быстро. По нему можно было сосредоточить огонь всего обороняющего траншею подразделения, включая средства усиления вроде станковых пулеметов. А в случае с большим количеством небольших групп, параллельно, без связи друг с другом, прорывающихся к своим конкретным целям, все принимало другой оборот. Уделить равное внимание всем им сразу с точки зрения осознанного управления огнем почти невозможно.
И если такие группы действуют достаточно быстро и решительно, у них есть хорошие шансы на успешную атаку с небольшими потерями. Ведь, управляемый «по старинке» противник, доля личной инициативы у которого неизбежно меньше, просто не успеет предпринять что-то вразумительное.
Чудо-оружие
Штурмовой батальон Рора активно тренировался – в тылу строился макет конкретной позиции, которую предстояло штурмовать, и действия отрабатывались до мелочей. Первая серьезная проверка этих тренировок, да и вообще, новой тактики, состоялась в январе 1916-го – французская позиция была занята быстро и с минимальными потерями.
В следующем месяце началась битва за Верден. К этому времени успех Рора успел впечатлить и другие части. Его тактике подражали другие батальоны, где создавались собственные штурмовые подразделения. А в сентябре 1916 года слава штурмовиков дошла до самого генерала Людендорфа.
Он понимал, что война зашла куда-то не туда – быстрой победы по плану Шлиффена не вышло. В длительном противостоянии у Центральных держав шансов не было – уж больно неравноценны потенциалы. Оставалось только искать некое «чудо-оружие», которое изменит баланс сил. И новая штурмовая тактика казалась вполне перспективным вариантом.
Темпы переподготовки армии под «штурмовые» стандарты росли. Если к началу 1917-го речь шла о 15 штурмовых батальонах, то к следующему году немцы стали вводить в строй целые ударные дивизии. В перспективе планировалось, что «штурмовой» станет целая четверть германской армии. В эти подразделения соберут самых молодых, горячих, полных энтузиазма и желания изменить ход войны солдат. И, тренируемые в соответствии с новой ударной тактикой, они прорвут, наконец, застывший фронт, и переведут войну обратно в маневренное русло.
Что пошло не так
К марту 1918 года германский тыл находился на последнем издыхании, и командование это отлично понимало. Последним шансом если не на победу, то хотя бы на ничью в войне было успешное наступление. Ставка в нем делалась, как раз, на штурмовиков.
Задача стояла непростая – прорвать 8-километровую толщу неприятельской обороны. Невыполнимо, на первый взгляд. Но штурмовики справились. Впрочем, основные проблемы начались позже.
Атакующие немцы пробили брешь шириной 80 километров. Случись это 20 лет спустя, в нее тут же были бы направлены танки, моторизованные пехотные дивизии, поддержанные «Штуками». А также орда вспомогательной техники, от резво таскающих тяжелые орудия 18-тонных тягачей до грузовиков с боеприпасами и топливом.
Образ мотивированного, активного и желающего изменить исход войны штурмовика пришелся ко двору в Третьем рейхе. Один из самых известных примеров — фильм «Stoßtrupp 1917», снятый в 1934 году
Но это был 1918 год, и до создания в Германии инфраструктуры блицкрига было еще далеко. Рассчитанные на яростное, но короткое напряжение силы, построенные по образцам штурмовых батальонов, дивизии быстро выдохлись. Они не могли двигаться вперед со скоростью маневренных подразделений Второй мировой, и противник успел выстроить новую линию обороны, пусть и не такую прочную. Но и штурмовики были уже далеко не «свежи». 6 дней они пытались безуспешно прорвать и её, но без видимого результата.
Наступление провалилось. Война фактически была проиграна. Штурмовые батальоны оказали серьезное влияние на развитие пехотной тактики, но не спасли Германию. Униженная Версальским договором, но не раздавленная, она вернется через 20 лет. Сменив методы штурмовиков Рора на нечто ещё более прорывное.
Свежие комментарии