Как на самом деле воевали ранние славяне

После того как в двух предыдущих статьях на «ВО» мы рассмотрели вопрос о существовании у ранних славян княжеской и дружинной военной организации, мы опишем роль тайных союзов и племенного ополчения как основы военных сил VI—VIII вв. у славян.

Военно-гендерные объединения

Некоторые исследователи на основе данных фольклора считают, что «у славян значительную роль в ранней политической организации играли воинские братства» (Алексеев С. В.).

И с этим, возможно, сложно было бы спорить. Тайные мужские союзы, прежде всего военные союзы с жесткими инициациями, представлениями об воинах-оборотнях, воинах-диких животных имеют отражение в позднем фольклоре. Тем более что этнографы приводят широкий спектр таких тайных мужских организаций по всему миру, но прежде всего в Африке, классической стране тайных обществ, Австралии и Северной Америки (на примере индейцев).

Но в рамках отсутствия каких бы то ни было данных по поводу таких структур у славян в рассматриваемый период необходимо с осторожностью использовать сравнительно-исторический анализ и фольклорный материал.

Появление таких военизированных групп у южных славян можно связывать только с периодом формирования государственности (не ранее). Имея частично корни в более древнем периоде, «богатырский» или юнацкий эпос формировался здесь во время борьбы с турецкой агрессией и в последующее время.

Повторимся, продвижение антских племен, а ранее и словенских, осуществлялось исключительно в рамках единой племенной системы, именно её наличие и отсутствие распада родовой общины и не давало возникнуть надплеменным раннегосударственным институтам: то есть «люди» предпочитали племенную защиту иным системам.

Поэтому и говорить о том, что фольклор относительно тайных обществ берет свое начало именно в V—VII вв., не приходится. Напомню, что переход от родовой к территориальной общине в Древней Руси происходил с конца Х по ХII вв., как раз тогда, когда и у восточных славян был князь-оборотень, но это другая история.

Для рассматриваемого периода письменные источники никак не позволяют говорить о каком бы то ни было расслоении и социальном противостоянии в обществе, славяне везде выступают в рамках рода.

Обширный этнографический материал также свидетельствует об этом.


Повторимся, у нас нет никаких данных о подобных процессах в славянском обществе в рассматриваемый период, а значит, в создании данных структур не было никакой необходимости, всё племя и было войском, и противостоять тайные союзы никому не могли. У нас нет данных про некие воинские братства, независимые от общины и противостоящие ей, а выводы, сделанные на основе фольклорного материала, не дают нам права говорить об этом с уверенностью. Нет у нас надежного материала на этот счет и из ранней истории Древней Руси.

Бойнические (разбойники) братства — это институт периода начала расслоения в обществе, появление кабального рабства соплеменников (холопы), распада родовой общины и прежних родовых связей, появление изгоев как системы, чего не было при господстве рода. Эта ситуация для Древней Руси описана под 996 г., когда «сильно умножились разбои» и епископы советовали Владимиру применить силу, то есть мы видим, что происходит распад родоплеменных отношений, переход к общине соседской, и выделение новых категорий в обществе, в том числе и стоящих вне рода и противостоящих роду.

Можно лишь предполагать, что в рамках племенной военной организации славян и только в условиях постоянной нестабильности или в миграционный период, то есть в период реальной войны, происходили инициации. В противном случае их необходимость трудно объяснить для земледельческих народов, которыми являлись ранние славяне.

Путаница, которую вносит обширный материал из Африки, Северной Америки и Океании в вопросах тайных союзов, инициаций и пр. не всегда, как нам кажется, является репрезентативным для истории европейских народов.

Например, в Спарте и аналогичных городах-государствах Греции эти союзы использовались как инструмент постоянного террора против ахейского населения Пелопоннеса, превращенных в рабов фиска (илотов). Криптии – это государственный институт классового общества, «тайный союз» здесь выступает как часть государства, как в ХХ в. «эскадроны смерти» в Латинской Америке, а не противостоят ему, хотя, возможно, свое начало они берут из первобытных посвятительных инициаций юношей дорийцев.

Была попытка определить укрепления-городища, такие, как Зимно (поселение на р. Луга, приток Зап. Бука, Волынь, Украина) и Хотомеля (низовье реки Горыни, Брестская область, Беларусь), как центры сбора молодежных «мужских союзов» перед походами на юг. Хотомель стоял на возвышенности, защищенный земляным валом, а с запада и рвом. В Хотомели обнаружены остатки ламеллярного доспеха в слоях VII—IX в. А Зимно располагался на мысу высокого берега реки, был обнесен стеной из деревянных стояков и закрепленных в пазах горизонтальных бревнах, а также частоколом.

Но и в том, и другом случае на территории жилищ обнаружены дома семей, ремесленные мастерские, то есть никакими особенными центра сбора молодёжных отрядом они быть не могли (Казанский М.М.).

Возникновение «тайных обществ» в славянской среде VI—VIII вв. было лишено смысла, так как в рамках рода противоречий не возникало, а «мужские союзы» у всех указанных этнографами народов были механизмом эксплуатации (женщин и детей) и террора в борьбе за власть, противостояния по половозрастному или этническому принципу. Другой необходимости в их существовании не было.

Славянское сообщество не было столь милитаризировано, как германское, а тем более кочевые тюркские народы, не было и жесткого гендерного разделения, когда, как, например, у кочевников свободные мужчины, а не дружинники, совсем не занимались физическим трудом, отдаваясь исключительно охоте и войне. Сельское хозяйство требовало прежде всего мужского участия в производстве, война-набег в таком обществе была дополнительным, а не основным видом деятельности, и именно исходя из этого факта стоит рассматривать и вооружение, и боевые навыки.

Что же касается вопросов тотемизма, то следует понимать, что тотемы были не обязательно у «тайных обществ», скорее и прежде всего у племён, но, например, наряду с информацией о тотемах животных мы имеем достоверную информацию о тотемах-деревьях у восточных славян — береза, сосна – у сербов, дуб — повсеместно (Зеленин Д.К.) .

У Псевдо-Кесария читаем о словенах:


Если это не художественное преувеличение, диссонирующее с сообщением информированного автора «Стратегикона», возможно, самого василевса Маврикия, о богатстве антов и славян плодами сельскохозяйственной деятельности, то, конечно, можно предположить, что славяне употребляют в пищу тотемных животных, как, впрочем, и наоборот, просто дичь, подстреленную в лесу.

То же можно сказать и об использовании волчьего воя, оставив в стороне тему заимствования такой переклички у тюрков. Как мы знаем, например, половецкий хан Боняк перекликался с волками, «спрашивал-гадал» их о предстоящей битве и её результатах.

Современник войн императора Ираклия и осады Константинополя 629 г. поэт Георгий Писида, называет славян волками. Рассказывая об осаде ромейской столицы, он писал: «…с другой же стороны внезапно выбежавшие волки-славяне». А архиепископ Фессалоники называл славян, которые осаждали его город, зверьми. Возможно, это просто художественное сравнение, а, возможно, речь идет о племенах, имеющих своим тотемом волка, но эта информация, как нам представляется, дает возможность предельно вольно трактоваться данные слова поэта. Например, считать, что он пишет о союзах волкодлаков (вурдалаков или «оборотней», вервольф – у германцев), или так не считать. Как и из стилистического сравнения Михаила Сирийца о том, что славяне зарычали, как лев на добычу, вряд ли можно сделать вывод о славянском льве-тотеме или племени «льве» (585 г.).

С другой стороны, есть мнение, что этноним западнославянского племени Wilzi происходит от старополабского — волки, по другой версии, от древнерусского — великаны, хотя больше наименований племен по тотему в этом регионе не встречается. Впрочем, по информации «Анналов королевства франков» собственно вильцы называли себя велатабами (Welatabi) или велетами.

Повторюсь, славянское ополчение легко могло перекликаться волчьим воем, как и использовать «привычные уху значения варварских кличей», о которых говорили осажденные славянами жители Фессалоники, но это всего лишь информация о боевых выкриках, не более того. Стоит сказать, что боевой клич или гиканье казаков при атаке удивляли и поражали их европейских противников в ХIХ – начале ХХ вв. Вот как пишет о «психической атаке» славян Маврикий Стратиг:


Что же касается «боевых» половозрастных групп, то сравнительный анализ нам говорит о том, что в ходе миграции они естественно использовались, речь идет о юношах, которые, организовавшись в ватаги, могли, например, ходить в разведывательные походы:


Участие юношей, молодых людей как застрельщиков на войне естественно, недаром богатыри южнославянского эпоса ведут свое название от юнаков, позднее это наименование имело просто значение богатыря, воина без указания на возраст:


Конечно, ни о чем таком в период VI—VIII вв. говорить не приходится, в рамках родоплеменного строя или ранней т. н. военной демократии у славян ни о каком противопоставлении воина земледельцу, а молодых — старым говорить не приходится, это структура четкого вертикального подчинения, где каждый ее член имеет определенный функционал, как на войне, так и в мирной жизни. Это система, управляемая не экономическими отношениями, а кровнородственными связями.

Славянское общество этого периода (VI—VIII вв.) скорее богато плодами своего труда, нежели войны. «У них множество разнообразного скота и злаков, — пишет Маврикий, автор «Статигокона», — сложенных в скирды, особенно проса и полбы».

Племенное ополчение

Источники нам сообщают о наличии народного собрания, советов старейшин или просто старейшинах и о военных вождях. У такого общества война — дело всех, даже стоящие за рамками его рабы, и то привлекаются к войне, недаром автор «Стартегикона» указывает, что не следует доверять перебежчикам от славян, даже если они ромеи, некогда попавшие к ним в плен, «переменившиеся со временем, забывшие о своих и отдавшие предпочтение благосклонности врагов».

Какова же была структура племенного ополчения?

Отступление. Когда речь идет об ополчении, в частности, городском ополчении Древней Руси, часто рисуется образ сложившийся в СССР под воздействием школы Б. Д. Грекова и представленный даже в современной школе, а именно: городское ополчение было такое, как в средневековой Европе, помогало профессиональным дружинником. Оставим пока в стороне это спорное историографическое утверждение, отметим, что даже в Древней Руси так называемое городское ополчение, а по сути, полки воев всей волости или земли, были основным войском городов или земли, где дружины резко уступали им по величине, а часто и по силе, и ополченцы не были обозными при «рыцарях». Но об этом я думаю, напишу позже. О рассматриваемом нами периоде Б.Д. Греков писал, признавая силу племенного ополчения:


Итак, в основе военной организации славян было войско-народ или племенное ополчение всех дееспособных мужчин.

Возвращаясь к вопросу дружины, стоит повториться, что мы совершенно не имеем данных относительно её в источниках.

А вот в научной литературе встречается мнение, что зачатки дружины как отрядов для выполнения определенных задач, существовали с «антского периода», но это были не профессиональные дружины (Седов В.В.).

Так, в 585 г., как сообщает Михаил Сириец, когда войско славинов (склавинов), то есть все мужское население, с аварским каганом было в походе против Византии, анты напали на их земли, полностью их разграбив.

Византийские пограничники, как сообщает Константин Багрянородный, перешли Дунай в Далмации и разграбили селения, «тогда как мужчины и юноши находились в военном походе».

Легендарный князь Кий совершает свой поход-поездку до Константинополя со всем своим родом, то есть всеми мужчинами-воинами.

Хорваты воют в Далмации с аварами, завоевывая себе родину, всем народом, во главе с родом пяти братьев.

Племена под предводительством Хацона (Хотимира или Хотуна) совершают переход на юг, где всё ополчение, вначале опустошает (освобождает) сельскую территорию, грабит острова и побережье, а потом занимает территории в Македонии и Греции. В конце концов, свидетельство русского летописца говорит: встал род на род.

Сами термины, связанные с армией, дошедшие до нас говорят об этом: вой – воин ополчения, воевода – вой, тот кто водит ополчение на войну, война, бойня, боярин – от бой, боя, вой – «командир» отряда ополченцев, собственно, и война, и войско – это столкновение воев и организация воев-общинников. Не стоит выискивать в термине «боярин» тюркские корни, болгарские «боилы» созвучны боярам, но носят самостоятельное происхождение. Иначе как объяснить этот термин на территории Древней Руси, задолго до заимствования письменности из Болгарии? Впрочем, посредством письменности, важные социальные институты и титулы не заимствуются. Также мы имеем такие термины, как «рать» и «ратники».

Итак, структура войск ранних славян – это племенное ополчение, вполне возможно, часто без наличия единого вождя в силу отсутствия необходимости в нем.

Боевые действия или сражения Раннего Средневековья у всех народов – это индивидуальные столкновения воинов, задача руководителя было довести войско до поля боя, выстроить его каким-то способом, например, «свиньей», строем, традиционным для германцев, и далее сражение шло практически само по себе, роль командира сводилась к тому, чтобы собственноручно подавать пример в бою. Отчасти исключением в этой ситуации были византийские армии, но и их полководцы стояли в боевых рядах и активно сражались. Исходя из славянской тактики засад и постоянного использования укреплений и убежищ (об этом — в дальнейших статьях), единое управление было излишне: каждый род жил и воевал самостоятельно. Для сравнения приведём сообщение Юлия Цезаря о германских племенах, находившихся на аналогичной стадии развития:


[Записки о галльской войне. VI .23.]

Такая структура лежит в основе славянского воинства не только в VI в., но и позднее, с начала распада родоплеменных отношений и перехода к территориальной общине, мало что поменялось в управлении воинством вместо или вместе с родовыми вождями: жупанами, панами, старцами, боярами появились князья, но отсутствие сильных славянских объединений, обособленность племенных образований, их постоянный поиск сиюминутной выгоды, а также давление со стороны соседей-противников, имевших более совершенную структуру для войны (ромеев, германские племена, протоболгар и авар), не способствовало развитию военной организации.

Когда я пишу «о поиске сиюминутной выгоды», здесь сложно понять, было ли это свойство нежеланием договариваться к общей выгоде, что отмечал Маврикий Стратиг, спецификой данного этапа развития родоплеменной организации или этнической особенностью славян.

Наблюдая некоторые черты такого поведения вплоть до наших дней, мы все склонны предполагать, что речь всё-таки идет о стадийности, и здесь уместно провести сравнительно-историческую параллель из истории этноса другой языковой группы — израильтян.

После вторжения в Ханаан и смерти грозного племенного вождя Иисуса Навина союз распался моментально, племена стали враждовать между собой, попадать в зависимость от ханаанцев, находясь на территории, где города оставались в руках туземцев.

Итак, для этого периода с уверенностью можно говорить именно о племенной военной организации или всеобщем вооружении общинников. Так, при осаде Фессалоники в начале VII в. славяне воевали,


Племена, осаждавшие город, под предводительством Хацона, — это и есть весь народ, от мала до велика. Между прочим, это племенное ополчение обладало такими навыками, как морские походы и создание осадных машин (см. продолжение).

Сравнивая с германцами, приведу цитату из Тацита (50-е — 120 гг. н. э.), подчеркивающую ключевой стимул этих воинов:


[Tacit. G. 46.]

Таким образом, для VI—VIII вв. можно говорить, что основной воинской единицей у славян было войско-племя, или род. Именно эта структура и была основной на войне, дошедшие источники не позволяют нам говорить ни о княжеских профессиональных дружинах, ни о «тайных воинских союзах» для этого периода как не соответствующих общественному устройству ранних славян.

Источники и литература:

Константин Багрянородный. Об управлении империей. Перевод Г.Г. Литаврина. Под редакцией Г.Г. Литаврина, А.П. Новосельцева. М., 1991.
Корнелий Тацит О происхождении германцев и местоположении германцев Перевод Бабичев А.С., ред. Сергеенко М. Е. //Корнелий Тацит. Сочинение в двух томах. С-Пб., 1993.
ПВЛ. Подготовка текста, перевод, статьи и комментарии Д. С. Лихачёва. СПБ., 1996.
ПСРЛ. Т.1. Лаврентьевская летопись. М.,1997.
Свод древнейших письменных известий о славянах. Т.II. М., 1995.
Сиротко Генчо Перевод под ред. Е. Книпович//Болгарская литература//Зарубежная литература средних веков. Составитель В.И. Пуришев. М., 1975.
Стратегикон Маврикия/ Перевод и комментарии В. В. Кучма. С-Пб., 2003. С.191.
Алексеев С. В. Славянская Европа V—VI веков. М., 2005.
Андреев Ю.В. Мужские союзы в дорийских городах-государствах (Спарта и Крит) СПб., 2004.
Плетнева Л.Г. История Спарты. Период архаики и классики. СПб., 2002.
Седов В. В. Славяне. Древнерусская народность. М., 2005.
Казанский М.М. О военной организации славян в V—VII веках: вожди, профессиональные воины и археологические данные // «Огнем и мечом» Stratum plus №5.
Зеленин Д.К. Тотемический культ деревьев у русских и белоруссов// Известия АН СССР. VII. №8. Л., 1933.
Леви-Стросс К. Структурная антропология. М., 2011.
Греков Б. Д. Киевская Русь. М7, 1953.
Седов В. В. Славяне. Древнерусская народность. М., 2005.
Рыбаков Б.А. Ранняя культура восточных славян// Исторический журнал. 1943. № 11-12.
Цезарь Гай Юлий Записки. Пер. М.М. Покровского под редакцией А.В. Короленкова. М., 2004.
Косидовский З. Библейские сказания. Сказание Евангелистов. М., 1990.
Die Slawen in Deutschland. Herausgegeben von J. Herrmann, Berlin.1985.